Сорок изыскателей - Страница 36

К оглавлению

36

Поднялся я по ступенькам дворца, принадлежащего госпоже Чистозвоновой. Вышел навстречу лакей в голубой с серебряными галунами ливрее, с пышными усами на надутой физиономии.

Долго я пытался втолковать ему, что мне требуется видеть госпожу Чистозвонову. Наконец он отправился и в скором времени возвратился, низко мне кланяется и говорит:

„Барыня вас очень просят“.

Прошел я пять комнат, а в шестой, представь себе, дорогая Настенька, сидит в кресле не старая еще женщина, да такая пышная, розовая, рыхлая, словно твой именинный пирог. Ручку мне протянула, а на пальцах всё кольца с драгоценными каменьями сверкают. Я ручку поцеловал, ножкой шаркнул. Да вот конфуз: от сапогов моих пыль так облачком и кверху.

„Что вам угодно? — спрашивает. — Не желаете ли кофею?“

Я объяснил — дескать, стариной интересуюсь.

Она и отвечает:

„Вы сперва кофею откушайте, а потом пожалуйте, я вам всё сама покажу“.

Тот усатый лакей принес нам кофею в чашечках фарфоровых размером с наперсток и ей наперед чашечку поставил. Как она зашипит:

„Болван! Разве ты не знаешь? Сперва гостю подавать надо!“

Лакей только поклонился низенько да уйти заторопился.

И тут совершил я великую оплошность — полез в карман за платком да уронил его на ковер, хотел было нагнуться — поднять, а барыня меня за руку: „Подождите“.

Я испугался: почему „подождите“.

Взяла она со стола серебряный колокольчик и позвонила. Лакей чуть не бегом прибежал…

Барыня пальчиком ему мой платок показала и говорит:

„Подними и подай господину“.

Я рот разинул. Вот, думаю, так барыня! Поважнее царицы. А девчонкой небось у прежних господ Загвоздецких по пыли босиком бегала…

Долго меня водила барыня по залам. Прекрасных вещей у нее во дворце действительно множество. Особенно примечателен старинный хрусталь: но лучше всего одна картина — натюрморт.

И на все мои вопросы: „Что это за вещь?“, „Откуда?“ — барыня отвечала:

„Не знаю, после господ Загвоздецких досталось“…

С досадой спрашивал я себя мысленно: „Ну на что тебе, толстухе, вся эта драгоценная старина, этот поразительной красоты неизвестный натюрморт, когда ничегошеньки ты ни в чем не разбираешься!“

Так и ушел я от нее ни с чем»…

— Я бы этой барыне метлу в руки, да уборщицей в наш Дом пионеров! — воскликнул Витя Перец.

— Милый мальчик, революция и без тебя саму барыню метлой, — засмеялся Номер Седьмой.

Читайте, читайте дальше! — теребила Люся.

«Прослышал я, что господин Загвоздецкий до сих пор проживает в Любце. Я отправился к нему с целью выяснить — не известно ли ему, кто же художник, написавший столь примечательный натюрморт.

И представь себе, душа моя Настенька, едва отыскал я господина Загвоздецкого в скверной каморке под лестницей. Сидит на кровати старик, давно не чесанный, хмельной, с красными, опухшими глазами, в рваном, засаленном кафтанишке.

Я ему:

„Доброго здоровьица, ваше благородие, стариной чрезвычайно интересуюсь. Не расскажете ли что?“

Он в ответ:

„Рублик пожалуйте — расскажу“.

Как взял у меня рубль, глаза его заблестели. Кое-что любопытное о хрустальном заводе рассказал, вспомнил, какие безумные кутежи устраивал.

Задал я ему вопрос:

„А простите, ваше благородие, если не секрет, сколько вы прокутили да в карты проиграли? Миллион?“

„Да нет, побольше будет“, — засмеялся он.

„Два миллиона?“

„Не скажу“.

И тогда спросил я его о художнике, и сам был не рад, что спросил. Он не своим голосом закричал:

„Берите свой рубль и уходите сейчас же!“

„Да за что? Простите, почему?“

„Не спрашивайте меня! Ненавижу того человека! Злодей, погубил ту единственную, которая меня любила. Ничего не скажу, уходите!“ — Он закрыл лицо руками и зарыдал.

Пришлось мне уйти ни с чем».

Вот, собственно, все письмо, — сказал Номер Седьмой, кончив чтение. — Отсюда я делаю выводы, что автор натюрморта и последний Загвоздецкий любили одну и ту же девушку. Но она, видимо, предпочла художника. Произошла какая-то тяжелая, неизвестная нам драма. Кто была та девушка, мы не знаем. Автор натюрморта, возможно, был соседний помещик или городской чиновник. Вот в этой самой синенькой книжечке, — Номер Седьмой поднял над головой «Указатель селений и жителей Московской губернии», — наверняка проставлена его фамилия… Но ведь тут десятки тысяч фамилий! Эх, кабы мне на пятнадцать лет помолодеть — с каким бы порывом и жаром мы бы с вами вместе искали! — Номер Седьмой тяжело вздохнул. — Я вам дам адрес своего сына Иллариона. Он живет в Москве, он художник. Однажды сын мне говорил, что очень жалеет, почему мы так скоро бросили поиски автора натюрморта. Пусть он заменит меня. А теперь, — Номер Седьмой посмотрел на часы, — вам пора.

Мы попрощались с обоими гостеприимными старичками и заторопились на пристань. Пора было возвращаться домой.

Снова на обратном пути с великими треволнениями четыре раза пересаживались, снова с боем брали билеты. На последний пароход Люся ухитрилась даже мне и Магдалине Харитоновне взять детские билеты, а восемь мальчишек вообще зайцами проехали.

Наше путешествие было, конечно, очень интересное, но поиски портрета не сдвинулись ни на шаг. Хуже того — клубок неизвестности запутывался все больше и больше.

Одно меня утешало: все изыскатели были так захвачены любецкими тайнами, что никто и не думал приставать ко мне с просьбами рассказать о моих путешествиях.

Глава тринадцатая
Когда по телефону не очень хорошо слышно

36